Красная готика - Страница 76

Прошкин на минутку задумался, но так и не нашел подходящего ответа. А Владимир Митрофанович продолжал его экзаменовать:

— Или еще скажи — почему же в такой замечательной зарубежной типографии не додумались изготовить бланков удостоверений сотрудников НКВД?

— Может быть, у этого шпиона и было такое удостоверение — просто он носил его при себе, а фотографии и бланки не успел уничтожить по тому, что … физически не мог этого сделать — например, был задержан, или умер…

— Да если бы был хоть мало-мальски подходящий задержанный, или тело — мы наверняка знали бы! Ведь получаем отчеты и от милиции, и от больниц — обо всех подозрительных лицах, которые туда поступают! — Николай Павлович очень явственно представил охолонувшее тело первого Борменталя — которого для удобства именовали Генрихом, и подумал, что обнаружить его труп действительно было бы неплох, а начальник продолжал, — Ох, Прошкин — у нас в этой истории просто катастрофа какая-то с мертвецами. Всего-то на всего один полноценный труп — человека, известного как фон Штерн. И тот в реке утоп, без всяких признаков насилия. В остальном — торжество гуманизма. Господин Ульхт жив, хотя лежит в коме. У отравленного товарища Баева здоровье поправляется так, что волосы растут с невиданной скоростью, а еще один почетный покойник шастает по городам и весям и раздает страждущим детские книжки! — после этой разгромной речи, Корнев перешел к предметам более оптимистичным, — А ведь умеем работать! Вспомнить хоть историю с любовскими сектантами… Ты тогда как дополнительные паспорта для секретных сотрудников получал?

История с сектой богомилов много лет безнаказанно действовавшей в Любовском районе Н. составляла предмет профессиональной гордости Прошкина. Именно за операцию по разоблачению этой вредностной секты он лично получил звание майора, Н-ское НКВД — переходящий бронзовый бюст Дзержинского, Корнев сделал триумфальный доклад на объединенном партхозактиве, а секретный сотрудник Ваня Курочкин, в течении полугода под чужим именем героически посещавший тайные собрания и молельные дома сектантов, бесплатною путевку в крымский санаторий. Воспоминания наполнили грудь Прошкина приятным теплом, и он ответил:

— Я подготовил рапорт с планом операции, в нем указал, с какой целью понадобится паспорт … Вы же сами мне этот рапорт визировали! — Корнев утвердительно кивнул, — Потом — передали в управление второго отдела, получили их визу, потом третий спецотдел мне бланк паспорта выдал — как положено по описи, я и в их журнале еще расписался. Послали письмо на паспортный стол. Там нам фотографию вклеили, и печать на нее поставили…

— А когда операция закончилась? — коварно полюбопытствовал начальник.

— Сдал паспорт обратно уже в архив, тот что в первом спецотделе, по описи… А потом его уничтожили, по акту. Я присутствовал…

— А не сдал бы ты этот паспорт — что, Прошкин, было бы?

Отвечать не имело никакого смысла — Корнев и так прекрасно знал — был бы грандиозный скандал — чрезвычайное происшествие. Многочисленные внутренние и служебные расследования, завершающиеся не просто строгим выговором, а полновесным уголовным делом… Прошкин с ужасом понял, к какому логическому выводу подводит его руководитель. Конечно — если шпион мог безнаказанно уничтожить неиспользованные бланки, завершив свое черное дело, то совершенно настоящие бланки, полученные для проведения спецоперации реальным сотрудником НКВД — нужно было бережно хранить, не считаясь с трудностями — что бы сдать по описи. Значит… человек с разрисованной фотографии был им коллегой… В том, что Н-ские чекисты не знали о секретной операции собственного ведомства не было ничего особенного — подобное происходило сплошь и рядом — и когда нежданно, без передачи дел сменялись отельные руководящие работники, а иногда целые узкоспециализированные отделы, и когда операции проводились внутренней безопасностью или политуправлением, и даже просто — в следствии осторожничанья отдельных должностных лиц, опасавшихся получить справедливый нагоняй в случае провала запланированного начинания! Картина происшедшего представилась Прошкину совершенно удручающей, и он готов был тоже стащить и вывернуть гимнастерку как минимум раз сто, но не сдала этого, поскольку не представлял, как на подобный жест отреагирует Владимир Митрофанович. Тот как раз начал излагать свою версию происшедшего.

Версия товарища Корнева.

Словосочетание «секретный сотрудник» среди широких слоев гражданского населения зачастую употребляется как ругательное. А ведь мало кто задумывается, каково живется такому сотруднику? Его будни полны жестокой самодисциплины, множества ограничений и начисто лишены не только книжного романтизма, но даже самых простых житейских радостей. Более того! Работа секретного сотрудника НКВД полна опасностей и непредвиденных тягот, разделить которые героическому бойцу невидимого фронта совершенно не с кем. Разве что начальство отметит его усилия в рапорте, да звание новое присвоят. Но эти запоздалое признание заслуг ни что в сравнении с риском, пропитывающим суровые будни сексота…

Неизвестному коллеге, прибывшему в Н. для исполнения роли фон Штерна, пришлось особенно тяжело. В первую очередь, по тому, что он не располагал и десятой долей правдивой информации — знал только, что искать ему следует «связку бумаг».

Начать хотя бы с того, что заменить собой ему пришлось не настоящего фон Штерна. Впрочем, все по порядку.