Красная готика - Страница 81

Но если эти эпистолы все же имели отношение к реальному миру, из их содержания складывалась следующая не утешительная картина.

Мифический Орден постоянно сотрясали внутренние конфликты — в пору руководства Александра Августовича главным предметом внутренних дискуссий, превращавшихся в жестокие споры, стала неотложная необходимость в реформировании жестко регламентированной, архаичной, громоздкой и оттого стремительно теряющей эффективность системы Ордена. А экспедиция, предпринятая фон Штерном в 1916 году, поставила братью перед гранью настоящего раскола. Александр Августович, винивший в этом разрастающемся разладе себя в первую голову, слагает в 1918 году полномочия Магистра, хотя и продолжает оставаться хранителем орденской печати, архива, председательствует на заседаниях именуемых по римской традиции «капитулами», умиряет враждующих и разрешает споры. Шаг этот сам по себе изрядно ослаблял Орден — новый Магистр, не обладавший в то же время печатью, воспринимался значительной частью братьи как не вполне легитимный, и всякое его решение вместо беспрекословного исполнения начинало долго обсуждаться и оспариваться, а то и откровенно игнорироваться. В то же время и фон Штерн — все еще являясь признанным всеми духовным авторитетом, утрачивает официальные рычаги контроля над общей политикой сообщества, перемещениями в орденской иерархии и финансовыми потоками. За свое недальновидное решение, повлекшее это двойственное положение, профессор тут же получает еще один внезапный удар — пасынок, находящийся у него в опале по неясным причинам, и с началом Гражданской буквально в полгода взлетевший к вершинам воинской карьеры, присовокупляет к славе официальной еще и высокие полномочия внутри самого Ордена — становится приемником нынешнего Магистра, и хранителем богатой орденской казны. Сомневаться, что должность Дмитрия Алексеевича внутри Ордена была именно такой, не приходилось. Тому имелось вполне вещественное подтверждение.

Прошкин вытащил из кладовки, рассмотрел на свету, и снова спрятал армейскую реликвию Деева — саблю с истершейся надпись. Он убедился, что гравировка на ней представляла собой русский перевод девиза: «Хранителю, ревнителю — бдительности».

Как можно было понять из переписки — каждый из девизов использовался тем или иным членом Ордена вовсе не по свободному выбору или желанию. Нет — девизы и символы соответствовали месту каждого из братьев в тайной Орденской иерархии. А девиз, выгравированный на сабле, обозначал как раз казначея, призывая его к бдительности в отношении сохранения и преумножения богатств, доверенных ему братьей.

Прошкин перестал рисовать и подпер рукой грустно опустившуюся голову. Неумолимая логика требовала нового вывода. Дмитрий Алексеевич был действительно рачительным казначеем. Оттого сперва преумножил богатства Ордена своей воинской добычей и богатым кладом бухарских эмиров, а затем бдительно упрятал все эти сокровища где-то в горах Туркестана, доверив их охрану стражу неустанному, жестокому и неподкупному. Тому самому природному феномену, что некогда изучал его названный батюшка фон Штерн, феномену, стоившему жизни несчастливым спутникам ученого Ковальчика и подточившим здоровье самого Дмитрия Алексеевича…

Еще один талантливый пасынок, и законный наследник сокровищ бухарских эмиров — товарищ Баев — вовсе не был в обиде на отчима за то, что тот распорядился его семейным добром таким образом. Потому что дальновидного Сашу на самом деле мало интересовали пара рассыпавшихся ниток жемчуга, горсть вышедших из употребления монет и побитые молью дедушкины ковры. Еще меньше он искал сомнительной славы обиженного венценосного изгнанника из захудалой династии восточных царьков. Выходило, что если Александр Дмитриевич и заботился о подтверждении законности своего происхождения, то только для того что бы стать — Мастером Ордена. Учитывая свойственную Александру Дмитриевичу амбициозность, уместнее сказать — Великим Магистром Объединенных Лож. Только и всего.

Хотя, не трудно догадаться, что на это скромный пост претендентов всегда хватает.

Прошкин был вынужден еще раз признать многочисленные таланты товарища Баева — по скользкой и богатой ловушками тропке к вершине орденской иерархии он проделал уже две трети пути. За много лет, проведенных рядом с Деевым, прекрасно изучил все перипетии внутренних конфликтов этого своеобразного объединения, и умело ими пользовался. Нейтрализовал часть своих недоброжелателей, заполучив документы, подтверждавшие его законное, установленное древним Уставом право принадлежать к Ордену и занимать в нем любые должности по рождению! Отыскал большую печать объединенных лож — хоть и формальный, но все же аргумент, особенно для тех из братьи, кто требовал сохранения древних традиций в чистоте и неизменности. И, наконец — самый главный фактор — Саша знал, где же спрятал «Хранитель» несметную казну, как ее безболезненно извлечь обратно, и, пользуясь этим, запросто сам себе присвоил высокую должность казначея!

Такое поведение, безусловно, справедливо раздражало многих других членов Ордена. Сашу могли обсуждать и осуждать, стыдить и тыкать носом в Тайный Устав, подробно регламентирующий порядок избрания сенешаля — Хранителя. Пытаться доказать отсутствие у него прав на пребывание среди достойных братьев. Требовать выдать великую тайну казны угрозами или пытаться выведать секрет путем переговоров и посулов, спорить и торговаться… Но при всем при этом — товарища Баева должны были беречь как зеницу ока — потому что каждая волнистая прядка на голове Александра Дмитриевича, каждый сантиметр его ухоженной кожи, каждый аккуратно отшлифованный ноготь стоил очень и очень дорого. Теперь же, когда у него была еще и печать, о чем Саша, конечно же, успел проинформировать Орден во время визита московских гостей — когда шепотком обменялся парой фраз с высоким и упрямым Константином Константиновичем, его преждевременная смерть стала бы потерей поистине невосполнимой!