Красная готика - Страница 87

— Это не более чем фольклор! — отрезал Борменталь.

— А это? — Мазур вытащил из внутреннего кармана блокнот, перевитый стальной пружинкой и прочитал, — «Сознание по-прежнему отсутствует. Температура тела составляет 24 градуса по Цельсию. Основные биологические функции снижены до уровня близкого к критическому, однако жизнедеятельность сохраняется. Рефлексы в норме. Реанимационные и лечебные мероприятия, указанные на странице 5 эффекта не дали. Рекомендовано с целью дальнейшего лечения…», — не суть важно — я не врач, — Мазур передал блокнот Прошкину, — Это записи сделанные собственной рукой нашего честнейшего Георгия Владимировича, не далее как на прошлой неделе. И из них видно, что больной, обозначенный У. с температурой «вурдалака» живет уже третью неделю! Может быть клиническая картина больного У. типична для описанного в медицинской литературе состояния комы?

— Возмутительно! — заорал Борменталь, — Откуда у вас мои частные заметки?!!!

— Вы — Владимир Григорьевич, точно так же как и я, — гордо сказал Мазур, — служите на государственной службе. Но служите, в отличие от меня, прямо в НКВД, у вас тем более не может быть никаких «частных заметок»! Именно по этому я еще раз призываю Николая Павловича написать рапорт с соответствующей оценкой вашей деятельности! Или вы сейчас же, не дожидаясь появления этого официального документа, нам ответите, что приключилось с Александром Дмитриевичем, какая у него была температура, когда его в больницу после отравления доставили, и каковы его шансы на выздоровление в тот момент были?

В словах Борменталя сквозила глубокая убежденность и даже, как показалось Прошкину, некоторое моральное превосходство:

— Александр Дмитриевич был практически стылым трупом, когда я его увидал лежащим на кровати в нашей общей комнате! Для меня явилось настоящим открытием, что у него еще сохранились при этом некоторые остаточные рефлексы. Я полагаю, тип ядовитого вещества, которое ему ввели, потенцировал низкую температуру и особое состояние мышечных тканей внешне сходное с трупным окоченением… То, что Александр Дмитриевич начал поправляться — настолько быстро и успешно, и его физиологические и умственные функции восстановились в полном объеме после столь длительного пребывания в состоянии клинической смерти — заслуживает пристального медицинского анализа. Хотя, хочу подчеркнуть специально для увлеченной восточными легендами аудитории — кожа у товарища Баева на месте, татуировка на предплечье — происхождения искусственного, так что я глубоко убежден — Александр Дмитриевич — человек смертный и при некотором благоприятном стечении обстоятельств, которое при его скверным характере может возникнуть в любую минуту, легко превратится в полноценный с медицинской точки зрения труп, имеющий способность к разложению!

Словно опровергая мрачные пророчества доктора, дверь гостиной открылась, и на пороге появился Александр Дмитриевич — собственной персоной. Живой, здоровый, модно остриженный, затянутый в свою любимую прекрасно подогнанную форму, с парой пистолетов на ремне, и даже против обыкновения улыбающийся:

— Прошкин — просите прощения у ваших гостей, потому что вам придется их оставить! — спешил поделиться радостью товарищ Баев, — Владимир Митрофанович только звонил — решение о переводе группы принято! Срочно едемте в Управление!

Часть пятая

34

Начало сентября 1939 г. Восточный городишко с труднопроизносимым названием где-то в предгорьях советской части Памира.

Как скверно все-таки быть малокультурным человеком! Прошкин жутко вспотел, а носового платка, что бы утереть со лба крупные капли выступившего пота у него не было. Правда, в машине он ехал один и запросто мог вытереть пот прямо рукой. Может, конечно, это и не самый аристократический жест, но выбирать особенно не приходилось. В такую жару!

Вполне естественно, что мотор закипел в самом неподходящем месте — как раз посреди дороги. Где тут воду можно отыскать, и куда ее налить? В принципе емкость для воды у него имелась. Прошкин посмотрел на эмалированный бидон, в котором мирно плескалось уже успевшее стать тепловатым пиво. По-хорошему подвергать склонного к гипертонии начальника — Корнев теперь вполне официально руководил передислоцированной в Среднюю Азию группой — искушению выпить в жару пива, а потом еще и водки, было бы, по меньшей мере, неосмотрительно и очень опасно для здоровья самого руководящего работника. И Прошкин, со вздохом, принял единственно верное решение — пойти искать воду, а по пути выпить пиво, что бы освободить емкость, на случай если вода отыщется. А если не отыщется — ну что же, придется дожидаться ночи — может, та, что сохранилась в моторе, остынет естественным путем. В любом случае, по жаре топать пешком в городок, где теперь размещалась существенно расширившая состав группа, он не собирался.

Отхлебывая пиво прямо из бидона, и беззаботно насвистывая, Прошкин взгромоздился на невысокий холмик, и к своей великой радости заметил в приделах досягаемости что-то наподобие речушки, к которой тут же и направился спорым шагом.

Идти в жару по пересеченной местности с бидоном пива быстро, довольно сложно. Запыхавшись, Прошкин шлепнулся в тени какого-то подобия кустика, что бы спокойно допить живительную влагу и налегке продолжить путешествие. Из-под камня шмыгнула в сторону, где предположительно находилась речушка, юрка и какая-то незнакомо мерзкая желтая змейка. Прошкин, на всякий случай плюнул ей в след, но ловить не стал. Честно сказать, он не ожидал что его так изрядно поведет от обычного пива, может оно от жары испортится успело? С этими грустными мыслями он, позвякивая опустевшим бидоном, продолжил поиски.