Красная готика - Страница 34

Прошкина уже почти не слушал — у него снова замутилось в голове и перед глазами снова поплыли, покачиваясь в знойном чаду старинные штандарты, сияющие доспехи и потные конские крупы, белые, словно сложенные из сахара — рафинада стены не ведомого города и такой же белый скрипучий песок… Что бы отвлечься от видения, Прошкин отглотнул холодного молока, надкусил еще один оладий и уточнил:

— А что, до этого Филиппа, любой мог взять и стать рыцарем, а потом поехать рубиться в Палестину, как мы в гражданскую в Туркестане?

Феофан досадливо отмахнулся от такого грубого сравнения:

— Ну что значит любой? Равенство суть единое — перед Господним судом. В земной юдоли равенство социальное — мечта не осуществленная. Продолжая вашу аналогию — любой ли может стать комсомольцем? А полярником? Членом ВЦИК наконец? Следуя официальной коммунистической пропаганде, безусловно — любой, но де-факто есть многочисленные социальные ограничения. У вас их блюдут сотрудники отделов кадров — руководствуясь по преимуществу собственным правосознанием. В то, более суровое время, такие ограничения фиксировали на бумаге в форме орденского Устава. Вступление в Орден предполагало, прежде всего, наличие ряда добродетелей, затем плату весьма ощутимого взноса в орденскую казну. А, кроме того, членом Ордена, будь то рыцарем или пажом, мог стать лишь урожденный дворянин в нескольких поколениях, не запятнавших себя ни ростовщичеством, ни ремеслом! Такое правило свято соблюдалось во всяком ордене, и существовали даже специально уполномоченные лица для проверки подлинности документации о правах по рождению кандидатов в Орден. Знаете, как называли таких уполномоченных лиц, например в Мальтийском Ордене? Комиссарами! — Феофан добродушно хмыкнул.

Прошкину было не до забавных исторических аналогий, в его голове роились догадки одна мрачнее другой, он облизнул мгновенно пересохшие губы и с неожиданной серьезностью спросил:

— А если родители кандидата принадлежат к древней и уважаемой, почти что царской династии, но при этом не христианской веры?

— Я не совсем понял — вы о ересиархе толкуете? — заинтересованно уточнил Феофан. Прошкин очень отдаленно представлял кто такой ересиарх, но толковал не о нем. Что и поспешил донести до Феофана как можно доходчивее:

— Допустим, родители кандидата мусульмане. Ну — просто для примера, представим, что отец этого… э … малолетнего кандидата, какой — ни будь эмир, вроде покойного Бухарского эмира Бухадур-Хана… Хотя, конечно, мальчик далеко не единственный отпрыск этого благородного отца, а какой-нибудь там шестнадцатый, или двадцать первый…

Феофан по-мальчишески присвистнул, чем совершенно обескуражил уже и так совершенно изнервничавшегося Прошкина.

— Вот это новость! Кого-то, конечно, он мне напоминал. Разрезом глаз, улыбкой — уж никак не восточной, но я вот право… вспомнил о княжне Гатчиной от чего-то… Вот уж была сущая амазонка, очень решительного нрава девица… Хотя сами понимает — память у меня уже не та… Восьмой десяток… Так вот, который ребенок по счету не имеет никакого значения. Достаточно, что он мужского пола и рожден в законном браке. Гораздо важнее есть ли документальные подтверждения законности его происхождения? Вы лично видели документы? Или можете хотя бы уверенно сказать, кто ими располагает?

Прошкин удрученно развел руками:

— Откуда? Я даже смутно представляю, какие это должны быть бумаги. Возможно покойный Александр Августович располагал… А я ведь, в отличии от него, не ученый, тем более что у нас речь о древности идет…

— Да, простите мою бестактность, я совершенно отвлекся. Мы сейчас уточним при помощи Оракула, — Феофан заговорщицки подмигнул, и перевернул одну из лежавших на столе карт. На ней была нарисована увядающая Дама, устало сидящая в резном кресле с огромным крестом в руках.

— Вот видите, — все и прояснилось, — отчего-то успокоился Феофан, — Королева посохов. Я трактовал бы сие так, что мать упомянутого дитяти — могла быть высокородной христианкой, и как-то подобает доброй христианке, окрестила дитя и привила ему твердость в следовании догматам истинной Церкви Христовой. То есть, наш умозрительный кандидат в пажи, имел высокородных родителей, был крещен и располагал средствами. Вполне достаточно! Всякое дитя добродетельно по природе, и мы можем предположить, что принят в Орден он был в раннем возрасте, в число пажей…

Прошкин удовлетворенно кивнул, и задал следующий вопрос:

— А могло ли лицо, пусть даже и крещенное, но родившееся вне законного брака, у таких вот высокородных родителей претендовать на поступление в Орден?

Феофан снова водрузил очки на тонкую переносицу, удивленно воззрился на Прошкина и, наконец, исчерпывающе ответил:

— Нет. Однозначно нет. Даже если побочное дитя было признано отцом. Членам Ордена необходимо подтвердить как свое происхождение, так и законность брака родителей.

— А может ли служить подтверждением законности происхождения тайный знак? — не унимался Прошкин.

Теперь уточнять стал уже Феофан:

— Какой именно тайный знак?

— Татуировка, — не уверенно сказал Прошкин. Он хотел еще полюбопытствовать насчет перстня. Но некая часть его сознания, именуемая в антинаучных книгах интуицией, воспротивилась этому, и о перстне он промолчал.

— Полноте Николай Павлович! Это же не роман Дюма! Какие еще татуировки? Татуировки теперь есть едва не у каждого урки! ЗК официально выражаясь, или как там они сами себя именуют в рамках своих босяцких «понятий». А Орден это не кабак-с! И уж вовсе не зона — уж простите мою язвительность. Метрика, выписка из книги с записью о крещении, копия свидетельства о браке родителей, списки жалованных грамот или иные подтверждения дворянства, письменные ходатайства двух действительных и уважаемых членов Ордена. Все документы надлежащем образом заверенные и полностью легитимные! — закончил Феофан даже с некоторой тожественностью.